Люба и голуби

К деревне Семён вышел ближе к ночи. Крепкий тын, окружающий поселение, уже замкнули. Можно, конечно, попробовать напроситься внутрь, но… Раньше тут Семён не появлялся, а начинать знакомство с вполне возможного отказа – плохая примета для торговли. Коль погода бы стояла стылая, или дождь лил, не говоря о граде, может, и пожалели, а так… Просто свежо. Так что, как обычно, ночевка в гамаке, повешенном между стволами. Выглядели деревья около Тарасовки, вполне прилично. Судя по ним, здесь радиоактивные осадки оказались не столь уж ядрёными.

Проснувшись вместе с летним рассветом и криком деревенских петухов, Семён помолился, покормил птиц и, позавтракав горстью орехов, принялся ждать, когда деревенские откроют ворота. Вскоре сборное стадо коров, коз и овец в сопровождении пары юродивого вида пастухов отправилось на луг. В распахнутый проём, под табличку «Тарасовка», и прошёл Семён. Не затевая разговор с парнями-охранниками, он громко закричал:

– Товары! Почта! Товары!

Парни переглянулись, молча пропустили Семёна мимо, а потом один, что повыше и здоровее, двинул за торговцем следом, взбивая пыль видавшими виды сапогами.

– Товары! Почта! – продолжал словесить Семён неторопясь двигаясь по сельской улице к центру деревни.

Из домов выглядывали люди, встречные присоединялись к охраннику и шли позади, перебрасываясь меж собой репликами. Семён упорно смотрел перед собой, лишь боковым зрением зорко определяя достаток по качеству строений и одежде деревенских. Доводилось ему попадать в места, где крыши крыты сеном или тёсом. В Тарасовке жили не бедно. Пожалуй, в деревне имелась неплохая гончарня, а в окрестностях нужный для неё материал: почти все дома под черепицей. На кольях горлышками вниз висели многочисленные крынки, что подтверждало догадку о мастерской. За изгородями ходили белые и рябые курицы. Попадались и индюки. Правда, ни уток, ни гусей Семён не приметил. Колодцы во дворах отсутствовали. Наверно, рядом нет реки, и вода глубоко; всего один, может, три колодца на всех.

Потенциальные покупатели без стеснения пялились на Семёна. Выглядел он как и большинство бродячих торговцев: старые высокие армейские ботинки, крепкие брезентовые штаны с солдатским ремнём, на котором в ножнах – мачете, тельняшка без рукавов. На руках – татуировки названий городов и сел, через которые он уже прошёл. На вид лет пятьдесят, но крепок и ладен. Волосы – ёжиком, с проседью. На щеках и подбородке – недельная щетина. За спиной короб с привязанной штормовкой. В одной руке саквояж, а другой тянет тележку на четырёх колёсах. Но есть и неожиданность: на тюке, что лежит на тележке, закреплена клетка с птицами. Голуби.

– Товары! Почта!

Решив, что народа собралось довольно, пройдено по улице достаточно, и, присмотрев удобное место для раскладки товара, Семён остановился, поставил ручную кладь на придорожную курчавую травку. Помедлив, не турнёт ли его охранник, принялся снимать короб. Местные жители, почтительно встали широким полукругом. Распаковываться Семён не спешил. Ждал местное начальство. Вскоре оно появилось. Низенький сухонький старик лет семидесяти колючими глазами раздвинул собравшихся, подошел вплотную:

– Что за товары? На что меняешь? Откуда почта?

Семён откликнулся жизнерадостной улыбкой.

– Украшения серебряные. Пряности разные. Платки женские. Часы на ходу механические. Ножи перочинные. Инструменты плотницкие есть. Иглы-нитки-ножницы-пуговицы. Ручки, карандаши. Меняю на вещи, что понравятся и что тащить не тяжело: украшения женские, часы сломанные, инструменты. А почта из Глуховцев и Бобровки. Сухарей за доставку дадите, и на том спасибо.

Тарасовский председатель чуть подумал, обозначив собственную значимость, разрешил:

– Торгуй… Только не обманывай. Почту мне давай, сам раздам. Еды и воды принесут. Ночевать у нас останешься?

Уже доставая из саквояжа пакет с завернутыми посланиями, Семён полуутвердительно бросил:

– Хорошо бы…

– Ладно. Позже скажу, в какую избу тебя определим. Торгуй.

Староста повернулся и отправился домой. За ним увязалось три женщины. Или почту ждали, или собирались предлагать свои дома для постоя.

Оставшиеся оживились, даже принялись проявлять нетерпение.

– Всё-всё! Подождите минут десять, я разложусь, тогда и …

Но люди ждать не хотели: прождёшь, а всё самое нужное из-под носа утащат.

– Семён, а золотые серёжки у тебя есть? А то у меня уши, если не золото, болят.

Успела, востроглазая, татуировку на запястье прочесть.

– Поищем. Не понравятся, в следующий раз другие принесу.

Товарообмен шел бойко. Но на самом деле всё происходящее было, так сказать, прелюдией. Серьёзные клиенты обычно приходят под вечер, четко говорят, что им нужно и без околичностей показывают, что взамен готовы предложить. У Семёна в отношениях с «серьёзными» были принципы: не связываться с наркотиками и не брать золотые зубные коронки.

На облюбованном месте Семён просидел до четырёх часов. Люди искали нужную вещь, просили отложить, шли домой за меновым товаром. Кому-то пришлось бегать три раза. Некоторые приносили вещи сами, предлагали оценить и на что-то махнуться.

Закончившуюся торговлю следовало назвать удачной. Себе в убыток Семён никогда не менял. А тут еще среди серебряного лома, который взял в обмен на будильник, оказались платиновое обручальное колечко и подвеска белого золота с бриллиантами. Некоторые мелкие камушки утеряны, но…

Вечерять у старосты собрались уважаемые в деревне люди. Семёна усадили через одного человека от хозяина, чтоб и не рядом, но и разговаривать можно без затруднений. Свежие и малосольные огурцы, ровная отварная картошка, тушеная свёкла, тёртая морковь со сметаной, красные варёные яйца, мягкий белёсый сыр, творог, зелень, тёплые круглые лепешки. Бутылки самогонки с ледника.

После ни к чему не обязывающих разговоров о житье-бытье, и традиционных тостов, вроде «За создателей коллайдера, чтоб им и на том свете пусто было», ему, наконец, задали вопрос, которого Семён ждал:

– А птицы-то у тебя на что? На еду, или как?

– Голуби? Они у меня не простые, почтовые. Из самого Екатеринбурга. У меня там у сына голубятня. Напишу записочку, привяжу к голубю, выпущу его, и помчится голубок домой. За два дня весточку домчит. А есть у меня один, с черным пятном, так этого я обменял в Бобровке. Так что, и туда письмецо послать можно. Если у вас тут кто голубей разводит, случаем, и у него бы взял.

– Ну, скажи, – вдруг завёлся сосед Семёна по столу, молодой чернобородый мужик лет под сорок, – много ли в той записке укажешь? Телепатия гораздо лучше твоих голубей!

– Экстрасенс, что ли?

Сосед буркнул неразборчиво, но согласно.

– Так, если у кого в деревне сильный экстрасенс есть, то, может, голубиная почта и не нужна. Но для связи надо двух сильных телепатов иметь. И чтоб они меж собой контакт имели хороший. Взаимопонимание. Верно? Вот. А это не всегда.

– Чтоб подмогу позвать или предупредить, например, градовой фронт идёт, не надо много силы.

Семён степенно кивнул:

– Верно. Однако, когда что-то сложное надо сообщить? Мне рассказывал один знакомый, как сложное слово по буквам целую неделю телепатировали.

Видимо, сложности такого рода были известны и соседу Семёна. По крайней мере, тот не стал убеждать присутствующих, что и по буквам может передавать–принимать легко и просто.

– Алексей… – Обратился к экстрасенсу староста. – Бывают огрехи, что греха таить. Вон, помнишь по весне, с семенами?

Сосед Семёна заволновался:

– Да я уж сколько раз объяснял…

– Брось, Лёша. – Прервал староста. – Не ты виноват, всё такое. Но было? И разве еще быть не может? Голуби, конечно, тоже не все вопросы решат. Его и хищная птица собьёт в пути запросто… Но как подстраховка. А мне, конечно, больше интересно не весточки отправлять, а их получать. Голубей нынче в Тарасовке нет. В Екатеринбург мне писать не о чем. До Бобровки и так доберёмся при нужде, не бог весть, какая даль. Так что пока птиц у тебя покупать не станем… А вот голубей развести надо будет потом. С бобровскими договоримся о птицах, при случае.

Соседу Семёна такое решение откровенно не нравилось, но спорить не стал.

Разговор перешел на семена и странности погоды, к которым люди никак не могли привыкнуть.

– Не подскажешь, в ближайшие день-два града не будет?

Семён не хотел ссориться с экстрасенсом и задал вопрос как можно дружелюбнее.

– Вчера смотрел, через неделю пойдёт,  – неохотно ответил тот.

– Слушай, а тебе карты таро не нужны? У меня полная колода есть.

Сосед задумался. Потом, что-то вспомнил:

– Таро не надо. А вот свечей у тебя нет? Мне бы тоненьких несколько штучек. Толстые сам делаю, а вот тонких бы.

– Понял. Пока нет. Но обязательно принесу в следующий раз.

Алексей как-то странно хмыкнул.

Разошлись в полночь. Семёна отправили ночевать к некрасивой, еще не старой бездетной вдове. Он шел вполне довольный прошедшим днём. Кроме удачной торговли на улице получил вечером заказ на две швейные машинки и семена огурцов. Но самое главное – староста вроде как собирается завести голубятню. А там, глядишь, и до проводной связи дойдёт. Потихоньку–полегоньку, откажутся деревни от переговоров с помощью телепатии. Связь ведь дело дорогостоящее и прибыльное. Что ж его доверять негосударственным людям? Старостам деревень, понятно, большой разницы нет. А вот Семёну – есть. У его сына в Екатеринбурге не только голубятня, но и должность - Министр связи.

Староста уже собрался ложиться, проводив всех гостей, как в окошко постучали:

– Пал Вадимыч, это я, Серёга Васильев.

– Чего тебе…

– Беда!

Накинув изношенный до дыр махровый халат, староста босиком вышел на крыльцо.

– Ну, что еще?

Серёга, бросив взгляд вправо-влево, взволнованно зашептал:

– Я ж с Лёхой-телепатом пошел, по пути нам. Так вот, он сказал, что этот, ну, который Степан, нет, Семён, скоро помрёт. Мож, этой ночью, мож утром. Ну, похвастался, он мне. А я у него и спрашиваю, для смеха, ты на него что, порчу навёл? А он так хохотнул, нет, говорит, это его кто-то днями раньше. А я тут и подумал, а ну как уйдёт от нас, и помрёт? Так мы ж виноватые станем?

Новость старосту ошеломила. Что делать в такой ситуации, он и не представлял. В таких делах Алексей ошибался редко. Как скажет, обязательно сбудется. Умел он мало, а вот предсказывал – почти всегда сбывалось.

– Видать, не только Лёха на почтаря взъелся из-за голубей?

Серёга, решив, что староста с ним разговаривает, высказал совет:

– Может, предупредить его? Пусть письмо отпишет в Ебург, сыну? Так мол и так, тарасовские к моей смерти не причастны.

Староста зло сплюнул.

– Дурак ты Серёга. Хоть и умный.

Тот на «дурака» не обиделся. Нет, так нет. Не будем тревожить гостя.

– Вот что сделаем. Если Любка его ночью до смерти не заездит, то утром из деревни не выпускать. Скажи – староста не велел. Как даст дуба в дороге, людишки хабар растащат, а собаки тело съедят, и точно ничего не докажешь. А так… Похороним по правилам, товар его я на сохран возьму. И вернём в целости, кто спросит. Сразу понятно, не из-за прибыли порешили. А если, вдруг, не как Лёха сказал, не умрёт ни ночью, ни завтра, то тогда уж пусть на все четыре стороны, как говорится. Меня другое беспокоит... Ну, да ты иди. Иди к воротам, скажи не выпускать по утру. Давай, Серёга. Молодец, что пришел.

Окрылённый похвалой старосты, Васильев поспешил к охранникам.

А Павел Вадимович крепко задумался. Если б колдун сказал только, что Степан умрёт, это еще туда-сюда. Мало ли что с человеком случиться может. Все смертны, и порой неожиданно. Но то, что умрёт он не по своей судьбе, а по наведённой порче, это совсем плохо. От телепатов–колдунов в нынешнее время, польза конечно, большая. В далёком детстве старосты Павла были и телефоны, и телевизоры, и много чего еще. А после Большого Взрыва ничего этого не осталось. Так что услуги экстрасенсов необходимы. Куда без них? Но что-то слишком уж в сильную мощь они входить стали. Переписку, пожалуй, и без них вести получится, но кто ж между деревнями ходить будет сейчас? Опасно… Ради одной писульки троих отправлять? Только вот, разве, такая оказия как безбашенный торговец. Они заходят не часто. А ведь не всё следует телепатам доверять, есть некие тайны, что только одной паре ушей можно доверить. Ничего хорошего в тех деревнях, где экстрасенс считывает мысли старосты, отродясь не происходило. Не допустимо, чтоб кто–то помыслы властных людей насквозь видел. Тишком власть свои дела проворачивать обязана.

Как-то надо потихоньку приучать Лёху, что незаменимых нет.

Голубятню обязательно придётся строить. Голуби Семёна и станут тут, в Тарасовке, свою породу продолжать. Пока торговца хватятся, пока кто-то прибудет, глядишь, беленькие уже и потомство оставят. А со света его сжила, как пить дать, Илина из Глуховцев. Ну, решено - голубятне быть. И с Тимуром, старостой Бобровки, надо переговорить. Чтоб по округе голубей заводить начали.

Староста перекрестился, лёг на покрытый периной дубовый сундук и почти тут же заснул. А вот многие жители Тарасовки заснуть не могли. Алексей еще не знал, что староста принял твердое решение, потому пытался исподволь внушить тем, кого он презрительно про себя называл «открытая книга», мысль, что затея с голубями не только вредная, но и опасная. Как всё новое.

В избе, куда отправили ночевать гостя, тоже не спали. Сидели вдвоём на маленькой кухоньке в тусклом свете свечи, ни о чем не говорили. Семён, надев лишь трусы, курил трубку. Она, в белой ночной рубашке, поставив табуретку впритык к его стулу, держала мужчину за руку.

– Женишься на мне?

Помолчали.

– Судьба у меня не простая. Снова вдовой стать рискуешь быстро.

Люба улыбнулась. Её некрасивое лицо от улыбки сделалось привлекательным.

– Ох, Сёма… Такие как ты в огне не горят, в воде не тонут. Не хочешь, как хочешь.

Улыбка сошла с её лица, она отняла руку.

– На тебе смертный заговор висит. К утру умрёшь. Сердце не колет?

Семён напрягся:

– Это ты что, пытаешься меня на себе женить? Мол, женишься, уйдёт порча?

– Ладно тебе, Сём. Насчет замужества это я прикололась. А вот порчу тебе грамотно навели. Наш Алексей с ней ничего поделать не сможет, даже если вдруг захочет.

– Откуда знаешь? Ведьма, что ли? Докажешь?

Клавдия хмыкнула.

– Сына твоего Володей звать, а мать его была Лариса. Докуривай, я в курятник и вернусь.

Принесла яйцо.

– Сниму тебе порчу, так и быть. А ты еще на ночь у меня останешься.

Семён никак не отреагировал.

– Уходить раньше и не думай. Ох, тебя крутить будет. И понос, и рвота… На вот, возьми яйцо в ладони. Подержи минут пять, потом отдашь. Я над ним поработаю.

Яйцо было только из-под курицы. Тёплое, белое, с черной крапинкой помёта. В ладонях Семёна оно как будто принялось легко подрагивать.

– Что в благодарность возьмешь, Люб?

– За работу мою оставь, что захочешь. А благодарности от тебя не надо. Ты свой труд выполняй: создавай голубиную почту. Только липовые колдуны как Лёха-телепат, да самоучки как Илина-бригадирка голубей бояться. А нам, потомственным ведьмам, это очень нужная вещь. Дикую птицу трудно же послать куда надо.

– Так записки от старост будут, а не от «потомственных ведьм».

Любовь опять улыбнулась.

– Зачем ведьмам записки, если у голубя есть голова. Хочешь, я расскажу тебе сказку «Джонни-Мнемоник»?